Но, Анри подстерегла оборотная сторона медали в, казалось бы, блестяще разработанной им комбинации: – благородные отцы семейств взялись подсовывать ему своих дочерей, в надежде, что молодой обеспеченный и любимый королём дворянин если сам не женится на девушке, то уж точно обеспечит знатным титулованным покровителем, а возможно и самим королём! Графа порой просто коробило от того, как знатные милорды, по сути торговали своими дочерями и даже жёнами. Анри подумать не мог, что бы он сам подсунул кому-то сестру для достижения своей цели. Сестра и мать для него оставались святыми женщинами, и он любого не задумываясь заколол бы на дуэли, только за одно неосторожное слово о них. Одно дело избавиться от распутной по сути дамы, совсем другое твоя собственная семья. Но в результате дурную славу приобрёл именно Анри, а не эти славные милорды. О молодом графе говорили, как о разрушителе женских сердец, хотя он не помнил ни одного, которое бы он «разрушил», поскольку практически со всеми своими дамами у де Круа сохранялись добрые отношения. Хуже того, к Анри взялись обращаться менее удачливые на любовном фронте господа, с просьбой познакомить их с понравившейся красоткой. И ведь ни всякого из них можно было послать ко всем чертям, не рискуя заполучить влиятельно врага. Такое положение уже основательно раздражало де Круа, но как выбраться из этой ловушки он не знал. Репутация о графе во дворце устоялась, как о великом развратнике, хотя он никогда не принимал участия ни в одной оргии, которые бывало здесь устраивались влиятельными господами, при том, что их участники слыли порядочными людьми.
Анри де Круа старался не обращать внимания на те невероятные слухи, которые распускали про него дворцовые завистники, и особо не интересовался такими разговорами, как уверенный в себе и самодостаточный мужчина. Время текло и такая свободная, весёлая жизнь утраивала графа. Но, в конце концов, слухи неизбежно докатились и до родных мест, и Анри пришлось держать ответ пред отцом. В начале, Генрих не сильно настаивал на женитьбе, надеясь, мальчик перебесится и всё встанет на свои места. Но время шло, сын так и не собирался жениться, и отец становился всё категоричней. В конце концов, маркиз мечтал увидеть нового наследника рода, желая спокойно уйти в мир иной, а сын особо не торопился порадовать родителя. Всех невест, которых ему предлагал отец, Анри отвергал: – то не слишком хороша собой, то откровенно глупа, то слишком жеманна, то высокомерна и так далее, чем просто выводил из себя и отца и мать. На предложение самому назвать имя избранницы, граф с искренним видом обещал подумать и на некоторое время всё успокаивалось.
В последнюю встречу, старший де Круа, не выдержал и пригрозил, что сам выберет сыну жену, если он не назовёт имя невесты, и просто своей волей заставит жениться, на что Анри парировал, ответив отцу, что тогда Генриху придётся самому ложится в постель с этой невестой и самому себе делать наследника. Да-а-а, скандал разразился страшный! Слуги не могли припомнить, чтобы, когда ещё слышали такую ссору и видели в таком бешенстве своего господина. Мать никак не могла усмирить обоих де Круа. Когда страсти поутихли, Анри торжественно обещал, что в ближайшее время выберет невесту. Но граф так и не сдержал слово. Прошло полтора года, и он уже позабыл о данном обещании.
Но почему отец именно сейчас вспомнил о нём, не тревожа столько времени? – озадачено думал Анри. Возможно, внимание старого маркиза отвлекла на себя сестра Луиза? Девушка вернулась из монастыря, где обучалась, стремительно вышла замуж, так же стремительно забеременела и благополучно родила, подарив своему мужу сына и роду де Боргане наследника. Свадьбу тогда сыграли по истине королевскую. Анри на торжестве присутствовал буквально «наездом». При дворе раскрыли очередной заговор: – набирало обороты «дело о ядах», и его присутствие в столице было необходимым. Граф чуть не загнал коня, так торопился успеть на венчание, и, пробыв совсем немного на свадебном пиру, умчался обратно, повергнув в глубокое разочарование добрую половину девиц на выданье, присутствующих на свадьбе.
Анри вдруг припомнил, – сестра приглашала его на крещение, которое должно состояться весной. Дед, – маркиз де Круа, ещё до рождения ребёнка настаивал, чтобы крещение внука состоялось в церкви находящейся недалеко он их замка. Но так как ребёнок родился в конце ноября, родители решили не рисковать, и не пускаться в путешествие с новорожденным, отказавшись проводить ритуал в холодное время года, боясь застудить малыша, и перенесли таинство ближе к лету. Анри не был рьяным католиком и отношения с богом у него носили товарищеский характер. Он обращался к господу по-свойски, надеясь, что у всевышнего и без графа немало хлопот, чтобы обращать внимание на его проделки. Возможно, поэтому приглашение сестры моментально вылетело у Анри из головы, тем более до церемонии оставалось уйма времени, и брат думать забыл о нём. И теперь де Круа, напрягая лоб, вспоминал, когда же должно состояться крещение племянника, и со стыдом для себя понял – оно уже прошло! Вчера! Осознав это, граф на себя разозлился: – «Балбес! Совсем забыл! Если бы вспомнил вовремя, немного поторопился и успел бы приехать в церковь. А теперь Луиза точно будет на меня дуться. Для неё церковные ритуалы всегда имели глубокий смысл». Ещё он вспомнил, как краем уха слышал, что отец по случаю крестин малыша собирается собрать гостей и провести торжество, но маркиз, сыну ничего не сообщал, а Анри не придавал слухам большого значения. «Наверное, присутствие в доме сестры с младенцем и заставило отца вспомнить обо мне, – догадался граф, – пусть малыш и его внук, но он наследует другую фамилию» – подумал Анри и печально вздохнул.
В конце концов, после последнего разговора с отцом, граф честно собирался выбрать невесту. При дворе вертелось достаточное количество хорошеньких девушек готовых стать его женой, и страстно желающих заполучить титул и богатства де Круа. Да и собой Анри был хорош, природа не обделила мужчину своим вниманием: – высокий, крепкий, широкоплечий, с немного жестковатыми, но правильными чертами лица, которое обрамляли густые тёмно-русые волосы. Граф и внешне походил на отца, только глаза ему достались от матери, серые и более мягкие. Но взгляд его глаз, никого не вводил в заблуждение, – все понимали с этим человеком лучше не шутить и в них отражались твёрдость и ум. В целом вид графа напоминал скорее воина, чем поэта, но при этом де Круа обладал особым обаянием. То есть в мужчине оказалось собрано всё, что так нравится женщинам.
Но сколько не вглядывался Анри в порхающих по дворцу девиц, не мог выбрать одну, которой доверил бы рождение для себя наследника. Он замечал в них порочность и корысть, что отлично подходило для ничего не значащей интрижки, но абсолютно не годилось для брака.
И тут граф вспомнил о последней своей любовнице —Диане де Шанье. С ней Анри встречался довольно долго. Их роман длился уже год, но продолжался он не от того, что любовница значила для него больше других женщин, просто графу надоело скитаться от юбки к юбке, и Анри понимал, что ничего нового он уже не увидит. Диана была страстной и чувственной, отличалась далеко не кротким нравом, и это порой будоражило кровь. Да и не всякая соперница посмеет перейти столь горячей даме дорогу, и де Круа, как щитом защитился женщиной от некоторых излишне назойливых поклонниц. Диане исполнилось 27 лет. До встречи с Анри она успела побывать за мужем, но брак продлился недолго. Её муж погиб в первой, же дуэли, защищая честь своей пылкой супруги, и женщине никак не удавалось найти нового мужа. Диана все настойчивее намекала, что не плохо бы им объединиться в союз.
«Да, эта связь становится всё утомительней», – вздохнув подумал Анри и заметил, как его конь ступил на дорогу великолепного парка, окружающего старинный замок. Граф улыбнулся – он дома.
Этот замок не являлся родовым замком его предков, его купил дед Анри у разорившегося очень древнего и знатного рода де Шомон д Амбуаз, принадлежащего к ветви Валуа, а корнями своими уходящего к самим Каролингам.2 «Вот ведь ирония судьбы, – усмехнулся Анри, – столь древняя династия пришла в полный упадок, а последний замок их рода и практически все земли принадлежат „выскочкам“, как любят назвать нас многовековые аристократы. Всего-то и осталось от былой славы – крохотное поместье, владения которого с лёгкостью обскачет всадник за один день…»
Тут графа заметил вихрастый мальчишка, сын кого-то из прислуги. Сорванец, радостно крича, понёсся к главному входу, оглашая всю окрестность:
– Молодой граф! Молодой граф приехал! – вопил малец и бежал во всю прыть, надеясь получить от господ вознаграждение за столь радостное известие.
